Kactus

Login:  Pass:  
  << · 09.06.2008 · >> | home | about | archive | keywords

Кенгурусская сказка

   / 09:35  
|  keywords: удивительное рядом, резонатор

автор: Solo

Не секрет, что способность возмущаться, выражать недовольство или просто защищать свои интересы, взывая к общественности, в последнее время усердно приравнивается к «проблемности характера», «негибкости», а то и просто к латентной психопатии. Короче говоря — выражающий недовольство словами — ущербный и неудовлетворенный. Выражающий недовольство делами — чаще всего преступник. Даже если он при этом защищает закон. Во парадокс, да? Общество удовлетворенных. Аминазином.

Давно это было. Быльем поросло.

Короче, несмотря на все эти вопиющие недостатки, оказался я как-то в губернатории одного… хм… субъекта федерации. Скажем, тридевятого ханства. В качестве э-э-э… специалиста. Там все — специалисты. Субъект этот, как известно из исторических источников, благополучно почил в бозе. Но, как говориться, «субъект уехал, органы остались»… Поэтому в повествовании я постараюсь не переходить грань дозволенного. Скажу лишь, что когда я гордо вышагивал по длинным коридорам ханских палат, помахивая флэшкой на шнурочке, посетители изумленно пялились. Ибо я своей мордой лица со святая святых — палатами тридевятыми, вовсе не гармонировал. Словно австралийский кенгуру на поводке у местного кинолога.

Помимо собственно программизма, в мои обязанности входило что-то вроде завскладом. Ну, там ответственность за оргтехнику. Материальная, разумеется… Несмотря на положение кенгуру, вел я себя достаточно нагло. Ибо родился и вырос именно в той местности, которая впоследствии стала этим самым Тридевятым ханством. И на полном основании считал себя отнюдь не гостем среди многих «как раз гостей».

…— Это я подписывать не буду.
Где, к примеру, вот это, вот это и вот это?
— заявил я как-то раз Шахине (в реальной жизни начальница департамента, с которого я пишу это повествование, имела именно такое погоняло)…
Шахиня, кое-как отдышавшись от подобной наглости, понизив голос, назвала имя одной из голов Горыныча (той, которая справа). Горыныч в то время возглавлял нашу слободу. О чем свидетельствовали берестяные постеры, где Горыныч пожимал сам себе лапы на фоне подписи: «В единстве голов — благолепие». Глядя на этот постер, я всегда усмехался. Поскольку считал, что в единстве этих голов — лишь круговая порука и коррупция…

Именно этой голове, по словам Шахини, было передано в пользование «яблочко по блюдечку», позволявшее общаться на расстоянии…
По идее, я должен был, придя через полчаса в себя, не глядя подписать бересту и уйти в скит. Но…

-А где волшебная книга? Вот ясно же написано: «волше-е-ебная кни-и-ига Курляндских мастеров, 17 золотников по диагона-а-али»… Ведь это мое полугодовое жалование! Я не собираюсь за это расплачиваться!— заявил я капризным голосом и отпихнул от себя бересту. — Оно мне надо? Сейчас я подпишу, а завтра придет ваша подружка из контрольно-ревизионного приказу и меня — на дыбу? — озвучил я обычную для ханства практику…

В действительности я догадывался, где это все. В конце года из столицы пришла депеша: «Освоить оставшуюся казну, дабы не пропала». Шахиня, обменяв депешу на золото, лично сгоняла в соседнюю империю Цинь, где все это барахло стоило втрое дешевле. И привезла кучу волшебной оргтехники в слободу. Сразу возникло 3 вопроса:

  • По каким берестяным счетам и накладным Шахиня собирается учитывать это в казне. Ведь в Империи Шахиня башляла наличной мошной! По ценам, втрое меньшим…

  • Кто «освоил» разницу в сумме?

  • Где вердикты о гарантии на волшебные книги и пр.?

Позже возникло еще 2 вопроса. Куда все это делось и почему я должен все это подписывать? Не подпишешь — переведут на конюшни. Подпишешь… можешь и в подвалы каменные загреметь. Ох и трудна жись кенгуру в Ханствах тридевятых…

Через месяц мне вручили грамоту о переводе на конюшни. Да тут взыграла во мне кровь предков хазарских. Доколе бесправны будут кенгуру в тридевятом, блин, ханстве? Настрочил я челобитную наместнику-воеводе Новосибирскому, да и отправил ее через волшебную книгу о 15-ти золотниках (по диагонали). Защиты просил для себя и укорота для супостатов слободских. Хоть и хитер был тайный приказ Горыныча, через который все грамоты челобитные проходят, а про волшебные книги не подумал. Видимо, урядников на конюшне набирали.

Воевода — наместник сработал быстро. На следующий день пришла депеша аж из Стольного града: мастера по волшебным книгам (меня, то-бишь) с конюшен вернуть и трогать не сметь! А Шахине — держать ответ перед комиссией из соседнего острога Бекетовского да перед прокуратором ханским.

Я как в воду глядел: примерно в это же время грянула комиссия контрольно-ревизионного приказу. Подружка Шахини из ентого приказу ткнула бересту мне в рыло. И спросила, где все барахло, записанное на мою фамилию. В ответ я попросил показать мою подпись. Далее между подружкой и Шахиней состоялась беседа на басурманском наречии, в процессе которой то и дело мелькали слова «откызааалсэ» и «не подпысааалэ». Подружка сочувственно цокала, а Шахиня кидала в мою сторону ненавидящие взгляды. В итоге подружка ушла, а Шахиня прошипела: «Все равно мне тут работу найдут, а тебе в слободе не жить». На что я ответил: «будет тебе работа — варежки шить в Красном Камне с Минькой Ходором, известным лихоимцем».

На следующий день меня взяли. На улице подкатила стрелецкая подвода девятой модели, в которой меня тактично попросили подписать протоколы допроса меня — смутьяна и охальника. Вчерашним числом, а то «с оформлением опоздали, а суд сегодня…» Молодые цырики не позволили мне подняться в контору за телефоном. При попытке выйти из подводы цырик схватился за самострел и стал бормотать, что он — снайпер по стрельбе из самострела. Через 15 минут я был у судии.

Еще через 5 минут подъехала Шахиня с приказом из 5-ти своих холопок. Холопки смущались и старались не смотреть в мою сторону. Поскольку супротив меня ничего не имели. Наоборот, за время работы в приказе я всегда помогал и им, и их детишкам. Детишкам — по части добычи берестяных дипломов из колдовской сети, да и с волшебными книгами… Кстати, самой Шахине дипломную работу по делам стряпчим тоже я справил. Но… ворон ворону глаз не выклюет, и повелела Шахиня холопкам своим свидетельствовать супротив меня-супостата.
До конца раб. дня судии оставалось 5 минут. Судия стала орать на цыриков, что «раньше надо приезжать и привозить всяких тут». Была пятница. Суд перенесли на понедельник. Я потребовал ознакомить меня с берестяныя грамоты по существу дела. Судия не глядя кивнула цырику: «Покажи ему».

И тут цырик сделал ошибку: он отдал мне бересту с допросами аж 5 человек, включая всех холопок. Человеки свидетельствовали, что «слышали громкий раздраженный разговор». Но не слышали никаких охальных слов на Шахиню. Кстати, в берестяной челобитной Шахиня так и указала: «слова охальные-ведьмацкие в мою сторону а иже с ними колдовские жесты средними перстами»
Бересту я схоронил под полой кафтана…

О суде том легенды слагалися… Вот одна из них, летописная.

В понедельник суд вышел неправедный… Только морщилась судия, злилася: Не потрафили бабоньки ханские. Отводили они очи в сторону, да в своих показаниях путались. Да сбивались на речь басурманскую, что считалась в судах непонятною. Обвиняли меня в громком голосе, в смехуечках неуважительных, да манерах холопских, невежливых… Только не было в том преступления… Вот поэтому судия морщилась. А под занавес я поднял кафтан, да достал я берёсты свидетельские. Помахал перед носом свидетелей и сказал: бойтесь лжи своей, бабоньки. Пуще бога вашего, ханского. У меня все задокументировано…

На суде моя матушка рОдная, валидолом-травой утешалася. Под горячую руку попалася: «Прекрати бубль-гум ты нажевывать! А то мзду наложу за презрение. Уважения требую к судии!»
А под занавес все обессилели. И взывала к Шахине та судия: «Не могу я отправить охальника по закону гражданскому в каторгу, лишь совет дам тебе, свет-начальница… Обратись-ка ты в суд слободской, да вину объяви уголовную. Ведь кричал — нарушал децибелами! Отвлекал весь приказ государственный. Видно цель в том была супостатская. А то дело есть уголовное. Уголовное, не гражданское! А насчел слов охальных доказательств нет»…

Улыбнулась Шахиня по-хищному. Ведь все знали-молчали о тайне той. Что у третьей Главы да Горыныча… дочка старшая в слободском суде. Что Шахине сестрой доводилася. Не родною сестрой, а двоюродной. Что по сути меняет немногое… В слободе семиюродный — родственник.

А через пару дней приехала комиссия из острога Бекетовского. Свет-начальница наша, Надеждушка. Помогла она мне не особенно, только дала одну интересную бересту-документ. По которому Шахиня и ее подружка-бухгалтерша, Дама Ханская, (сокращенно Хан-Дама) провели все те вещи волшебные. Кстати, вещи те принесли дети Шахини… Из дома Шахини. Бумажками бубль-гумными оклеенные.
Показал бересту я Шахине, да сказал: береста не березовая. Не береза, но липа цветущая. Так что лучше сядь и не рыпайся. А не то пойдет она в Киев-град.
Мать тогда сказала: «мне бояться уже нечего. Но Шахиня права: тебе тут не жить. Уезжай, ты ж давно хотел»

Через три дня поезд уносил меня в теплые края. Край моих предков, в котором я провел половину детства. Судию отметили в газете, как трудягу с высокими показателями. Шахиня осталась безнаказанной. Дело на меня закрыли. Имитацию дела на Шахиню по моему заявлению тоже спустили на тормозах. К тому же один из следователей оказался просто племяш одной из голов Горыныча. А брат Горыныча был как раз начальником той службы, которая и должна Шахинь этих отлавливать…

Попал я на нервы тогда, конечно. Но и Шахиня тоже похудела изрядно. Поделом, а то эта чинота совсем нюх теряет уже. На основе этой истории я сделал исторические выводы. Впрочем, о них в следующий раз. В одном Шахиня оказалась права: в любом случае в той слободе мне больше не работать. Потому как ждало ту слободу расформирование. А меня ждала долгая-долгая осень. Постепенно переходящая в март…
 
 [ link ] [ Comments : 149 ]